Из вологодского леса в родной деревне Уголька Добруник наладил производство дачных домиков, которые затем поставлял партнерам в Венгрию, а те торговали ими по всей Западной Европе. На этом советский бизнесмен заработал больше миллиона, организовал фермерское хозяйство, побивавшее по продуктивности соседний совхоз, и разъезжал в `мерседесе` с западногерманскими номерами.

Катаясь вместе с Добруником по Ужгороду и Мукачеву в этом `мерседесе`, автор вдоволь наслушался колкостей в адрес вологодских чиновников, которые сидят на золоте и не могут им разумно распорядиться. Те, в свою очередь, несли в клочья Добруника, пытались даже подвести его под статью, да так и не смогли.

...С той поры прошло 15 лет, а вологодские чиновники по-прежнему ругаются. Да и как тут сдержаться, если только с начала года в области было зарегистрировано 762 случая лесного воровства, возбуждено 96 уголовных дел, составлено 532 административных протокола, изъято 4,1 тысячи кубометров незаконно заготовленной древесины. Ущерб превысил миллион рублей.

И это лишь малая доля того, что утащили. Действительную величину ущерба никто не знает. Из одного Бабушкинского района, занимающего второе место в области по расчетной лесосеке, за ночь вывозят около 600 кубометров отборной сосны. А в Никольском районе, как утверждают специалисты, большинство пилорам работают на `левых` бревнах.

Спрашивается: а почему вообще лес воруют? Да потому что народ мало получает. Зарплата сельского жителя Вологодской области в среднем не превышает 3,5 тыс. рублей при ценах на основные потребительские товары таких же, как в городах, и даже выше. А тут еще мода среди горожан пошла. Те, кто хочет купить элитное жилье или иномарку, бросают свои заводы и институты, устремляются в тайгу, на `лесоповал`. Два года на `левых` заготовках - и заработано.

Не берусь судить, что там по части вологодского начальства, а народ уроки Добруника усвоил крепко. Есть в области такой район, Сямженский, а в нем -деревни, где вообще нет никакой работы. Но именно здесь получил распространение уникальный в своем роде промысел. Сямженские мужики на месте рубят каркасы деревенских домов, а потом везут их в Москву и продают по $2 тыс. за штуку `новым русским`, которые устраивают из срубов шикарные дачи и живут, как нынче модно, `под народ`. Говорят, вокруг Москвы сплошная Сямжа с ее срубами.

Начальник департамента лесного хозяйства области Виктор Грачев склонен винить в `лесной вакханалии` несовершенство законодательства, районные власти и надзорные органы. Но это одна сторона медали. Обратимся к цифрам.

Сколько стоит на корню кубометр сосны, которая пойдет на изготовление , скажем, того же сямженского сруба? В области - в среднем 40 рублей. Это так называемая попенная плата. Ведь такой лес еще не товар, это сырье. И как всякое сырье он стоит баснословно дешево. Купив делянку на законных основаниях, ну, скажем, на аукционе, тот же сямженский умелец с лихвой покроет затраты, потому как в ходе превращения в товар стоимость кубометра древесины стремительно возрастает.

За кубометр кругляка отдают, по оценке экспертов `Юганскнефти`, столько же, сколько за тонну `черного золота`, - до 4 тыс. руб. А за один сруб москвичи выкладывают уже две тысячи долларов.

В этих гигантских `ножницах` между стоимостью сырья и товара кроется источник миллионов Добруника, стремительно растущих доходов населения безработного Сямженского района и трагедии российских лесов вообще, тем более что основная масса участников `теневых` леспромхозов даже `попенки` государству не платят. Они просто уходят в тайгу и рубят, а область от этого не получает абсолютно ничего.

Промысел уже давно превратился в гигантского спрута. Главные заказчики живут конечно же не в вологодских деревнях. Они владеют фирмами в крупных городах, а `организация производства` проста, как банан. Фирмы выходят на своих людей в область, те - на район, район - на конкретное лесничество. Дело проворачивается через разветвленную сеть перекупщиков, которые за кубометр могут мужику и до $200 отвалить. А далее цена будет только расти до полутора тысяч долларов на биржах Западной Европы.

Поставить заслон воровству в районах не в состоянии. Надзорные органы на местах находятся в таких условиях, когда самое лучшее - не высовываться, а то могут и `красного петуха` подпустить. У расхитителей леса - высокопроизводительная техника, а у лесничего сельлесхоза только пара ног и зарплата в 1250 руб. Потому в борьбе за выживание грабители и защитники, по существу, объединяются.

Первые тащат, вторые закрывают глаза, что первые тащат. Иногда, правда, в судах рассматривают дела о коррупции среди работников лесной охраны. Но на обстановку они не влияют.

Да и ловить браконьеров интереса нет. Деньги, взысканные с нарушителей, лесхозам не поступают. Бывает, нет даже средств на поощрение. В таких условиях диктатура топора будет крепнуть. Сегодня вообще никто не ответит на вопрос: кто конкретно должен охранять леса? Защитников вроде бы много, а защищать некому. Хотят еще лесную милицию создавать. Правда, сомнительно, что толк будет, потому как милицейские зарплаты на селе известны. По тому же кругу все пойдет.

Кого винить? Народ? За что? Не за то ли, что государство в начале девяностых поставило его на грань нищеты, и он, сунув за пояс топоры, ушел в лес? Теперь джинн из бутылки выпущен. Загнать его обратно можно не ужесточением фискальных мер, а улучшением уровня жизни.