Более чем восьмилетний опыт функционирования полноценной законодательной власти Петербурга позволяет по-новому оценить процесс городского законотворчества и подвести некоторые промежуточные итоги. Все это необходимо для дальнейшей работы, для теоретических изысканий и их последующего практического воплощения



Нетрудно увидеть, что правовая база, созданная на берегах Невы благодаря усилиям Законодательного собрания, отражает ключевые элементы социально-политического развития России и столь крупного субъекта Федерации, как Петербург.

Главным, как полагает председатель комитета ЗС по законодательству Игорь Михайлов, является то, что при переходе от прежней модели государственного устройства (псевдодемократической разбалансированности) к нынешней (президентской диктатуре закона и порядка) региональные элиты стремятся выработать простые и внятные правила самосохранения.

Ничего удивительного здесь нет: без внутренних политических и этических норм, без системы сдержек и противовесов невозможно рассуждать о нормальном существовании как государства в целом, так и его малых и больших частей.



Устав от устава...

Три года назад, 15 марта 2000-го, вышел указ президента о введении в России особого Правового классификатора. Позднее стали выходить федеральные акты, формирующие общероссийское правовое пространство. До этого момента местные депутатские корпуса во всех 89 субъектах РФ (кроме, пожалуй, Чечни) обладали колоссальной свободой правотворчества.

Однако с появлением новых кодексов (Гражданского, Налогового, Бюджетного, Уголовного, Административного) региональное законотворческое поле резко сузилось. Например, в плане петербургского ЗС на 2000 год числилось 77 законопроектов по коду 010.000.000 (конституционный строй). Но после опубликования в 2001 году Закона `Об основных принципах устройства органов государственной власти в субъектах РФ` Собрание попало в цейтнот, поскольку следовало оперативно перестраивать властные структуры.

В сложившейся ситуации лишь Устав Петербурга мог стать тем документом, который фактически определял партнерские отношения местной знати с федеральным центром. С одной стороны, устав надо было срочно приводить в соответствие с российскими канонами. С другой, все понимали: весьма нежелательно создавать благоприятные условия для закрепления в Смольном той части петербургского истеблишмента, которую традиционно отождествляли с нынешним губернатором.

Специальная рабочая группа по изменениям в Уставе Петербурга смогла решить один вопрос: вписать в текст положение о новом статусе главы исполнительной власти, что было, по сути, механическим копированием федеральных норм. При этом, убежден Игорь Михайлов, `спецкоманда` сознательно уклонилась от рассмотрения проблемы губернаторского срока, от коей зависело, начинать ли - после введения нового статуса - отсчет времени с нуля (что давало бы губернатору право на дополнительный срок), или же воспринимать полномочия, связанные с такой переменой, всего лишь как естественное продолжение прежних функций (без права городничего избираться вновь).

Фактически представители обеих ветвей власти, задействованные в комиссии, ушли от прямого ответа. Возник диссонанс между реальностью и мифом: одно заключалось в объективных подвижках на региональном олимпе, а второе - в том, что обе ветви власти привычно имитировали гармонию мирного сосуществования.



`Давай пожмем друг другу руки...`

История с уставом имеет свой подтекст. Нельзя не видеть желание кремлевской верхушки поскорее воплотить в жизнь те статьи Конституции, которые разграничивают предметы ведения между Россией и субъектом РФ.

Это понятно: ведь в период хаотичной демократизации правовой вакуум на федеральном уровне заполнялся медленно, противоречиво и даже неряшливо - сильные мира сего отважно боролись за место под солнцем, а их региональные собратья, не отвлекаясь на мелочи, создавали собственные правила хорошего тона.

Обе элиты формировались независимо друг от друга. Их взаимный интерес распространялся лишь на две волнующие душу новеллы: выборы и налоги, власть и деньги. На излете 1990-х годов Москва наконец осознала: если немедленно не употребить власть, страна может развалиться на отдельные `царства`. Встревоженный Кремль взялся за дело: оперативно принятые кодексы подорвали хозяйственное владычество удельных князей.

Впрочем, значительное укрепление федеральной элиты за счет единых общероссийских актов было совершенно неизбежным. Без национальной консолидации немыслимо спасти страну и население, обеспечить рывок вперед. Увы, местные хозяева жизни оказались не готовыми к таким метаморфозам.



Улита едет - когда-то будет...

Сегодня региональные верхушки, в том числе петербургская, ищут новые пути для законотворчества, так как ничто не может отменить того конституционного факта, что Россия - федеративная республика со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями.

Однако работа пока идет ни шатко ни валко, и это порождает общественное недоверие к местным властям и слабое внимание к огранке местных правовых баз. Если обстановка не улучшится, то через пять-шесть лет можно будет смело говорить об ослаблении региональных элит и их трансформации в инструмент по обслуживанию федеральных потребностей в субъектах РФ.

Но в этом, считает И. Михайлов, больше отрицательного, чем положительного. Ведь высшей бюрократии нужна удобная скамья запасных, а в глубинке зачастую есть опытные, знающие, энергичные управленцы и депутаты, способные подстраховать `старших товарищей`.

Вот почему целесообразно поддерживать здоровый политический процесс и разумное законотворчество как в центре, так и на местах.